|
Однажды галисиец и негр отправились в трактир поужинать. У обоих в желудке было пусто, а в кармане не густо.
На последние свои гроши заказали они себе ужин. Когда принесли еду, негру подали более полную миску. Галисиец сидел напротив негра и сразу заметил это. Быстро повернул он стол — а стол был круглый — так, что полная миска очутилась прямо перед ним. Негр удивился, а галисиец и говорит ему:
— Ты же знаешь, земля круглая и вертится…
Негр подумал, повернул стол на прежнее место и говорит:
— Куда уж нам с тобой вертеть миром. Пусть будет как есть…
(«За круглым столом», кубинская сказка.)
Рассматривая роль остроумия в жизни народа нельзя не затронуть устное народное творчество: сказки, пословицы, поговорки, загадки, анекдоты и т.п. Наиболее яркий и популярный представитель — это сказки (несмотря на то, что дошли до нас в переработанном литераторами виде). Сказки воспитывали (добро всегда побеждает зло), выполняли мировоззренческую функцию, объясняли, что такое хорошо и что такое плохо, наконец, просто развлекали. Сказки богаты остроумием («русские сказки — настоящая россыпь остроумия»). Чаще всего его можно встретить в т.н. бытовых сказках (реже в волшебных и сказках о животных). Убедиться в этом несложно: достаточно открыть любой сборник народных сказок (не забывайте про относительность чувства юмора и остроумия). Навскидку вспоминаются следующие (из русских народных): сказка о том, как мужик и медведь делили вершки и корешки; сказка о том, как мужик гусей делил; как поп работницу искал: «Утром встанешь, как подобат, — до свету. Избу вымоешь, двор уберешь, коров подоишь, на поскотину выпустишь, в хлеву приберешься и — спи, отдыхай…»; сказка о каше из топора: «вот так-то солдат и кашицы поел и топор унес!»; сказка про рифмоплета Шишу: «Если ты Силантий, то с моей лошади слезантий!»…
В бытовой сказке герой действует в реальной жизненной обстановке (естественно, с элементами фантазии). Ему бесполезно надеяться на чудеса, на то, что кто-то или что-то волшебным образом решит его проблемы. Никто не может ему помочь. Надеяться приходится только на себя. Порой герой лишь благодаря своему остроумию (разумеется, герой обладает и другими положительными качествами: ум, ловкость, хитрость, изобретательность — остроумие его частный случай) разгадывает сложные загадки, выходит победителем из различных передряг, куда попадает волею случая, а чаще, по воле сильных мира сего. Эти сказки часто несут в себе элемент сатиры, издевки над людскими пороками, над эксплуататорами народа.
Самой яркой остроумной личностью на средневековом Востоке (исключая разве что Ходжу Нассредина) был Омар Хаям — великий персидский поэт и ученый, живший в XI-XII вв. Поэт боролся с царящей в мире социальной несправедливостью и сопутствующими ему пороками: низостью, глупостью, корыстью, страстью к богатству, религиозным фанатизмом. Автор особой поэтической формы, философско-афористического жанра. Остроумные рубаи запоминались и стремительно распространялись среди народа. О бренности бытия: «Порою некто гордо мечет взгляды: «Это – я!»/Украсит золотом свои награды: «Это – я!»/Но лишь пойдут на лад его делишки,/Внезапно смерть выходит из засады: «Это – я!»
С установлением в Западной Европе периода средневековья и воцарением христианства, комическое было вытеснено из официальной социальной жизни. Церковное и феодальное средневековье смех не сильно жаловало (хотя при дворах многих правителей шуты и дураки присутствовали). Однако комическое не исчезло (скорее, даже расцвело). Оно сосредоточилось в народной смеховой культуре, которая по сей день является малоизученной областью. Что явно не соответствует той роли, которую она играла в средние века и, особенно, в эпоху Возрождения. Наиболее полное исследование этого феномена было предпринято М.М. Бахтиным в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса». Подробно рассматривать это произведение сейчас не будем, ограничимся лишь некоторыми цитатами из введения.
«Все эти обрядово-зрелищные формы, как организованные на начале смеха… можно сказать принципиально отличались от серьезных официальных… культовых форм и церемониалов. … они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь, в которой все средневековые люди были в большей или меньшей степени причастны.»
«Карнавал был не художественной театрально-зрелищной формой, а как бы реальной (но временной) формой самой жизни, которую не просто разыгрывали, а которой жили почти на самом деле (на срок карнавала). … Празднество всегда имело существенное и глубокое смысловое, миросозерцательное содержание. … В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов.» В крупных городах карнавальная жизнь длилась два-три месяца.
Английские философы XVII века о социальных аспектах остроумия
Томас Гоббс (1588–1679). Развил взгляды Платона и Аристотеля о том, что смех имеет самое непосредственное отношение к достижению превосходства над окружающими. Человек находится в постоянной борьбе с себе подобными (атомарная модель общества: все против всех). Но современные «правила игры» не позволяют физически уничтожать своих соперников. Поэтому превосходство можно выражать с помощью других чувств. Например, с помощью юмора и остроумия. Эту идею он высказал в «Левиафане». По его мнению, смех является выражением внезапного триумфа, происходящего от внезапного же чувства превосходства над окружающими или над своим прошлым. Однако Томас Гоббс считал, что много смеяться над недостатками других — малодушие. Поэтому люди, обладающие душевным величием, должны помогать другим, избавляя их от насмешек. Философ также признавал высокую роль остроумия в тогдашнем светском обществе: «Все действия и речи, проистекающие или кажущиеся проистекающими из богатого опыта, знания, рассудительности или остроумия, суть предметы почитания. Ибо все эти вещи являются силой».
Джон Локк (1632–1704). Считал, что когда исследование касается серьезных вещей, остроумие служит только во вред истине. Так как истина и действительное познание большей частью людей без раздумий отвергаются в пользу «остроумия» и «воображения». Впрочем, в разговорах остроумие, «столь живо действующего на воображение и потому всем столь угодного, ибо оно с первого взгляда привлекает, и нет надобности работать мыслью, чтобы исследовать, какая в нем истина и какое разумное основание. Без дальнейшего рассмотрения ум остается довольным приятностью картины и живостью воображения» уместно. Однако в тех случаях, когда дело касается «вещей, как они есть», риторическое искусство (в т.ч. и остроумие), всякое искусственное и образное употребление слов, имеющее в виду лишь внушение ложных идей, введение в заблуждение рассудок — чистый обман. Выступал против возвеличивания роли риторики и ораторского искусства, предостерегал от их использования во всех рассуждениях.
Остроумие в английском обществе XVII века
Начиная с эпохи Просвещения остроумие постепенно начинает приобретать все большее значение в социальной жизни «высшего света». Рассмотрим этот процесс на примере английского общества. Из Франции пришло философское течение либертинаж: 1) «вольнодумство», «свободомыслие»; 2) «игривость души», «распущенность». «Остроумие» стало синонимом беззаботной жизни, далекой от практических дел и обыденных забот, посвященной забавам, пирушкам, развлечениям. Т.н. «острый ум» принял явно выраженный антибуржуазный характер. «Люди ума», «остроумцы» — писали современники — это те, кто стремится выделиться и отличиться, кому претит практическая деятельность, они всегда «одержимы тщеславием, нетерпимы к порицанию и жадны до славы». Это щеголи и франты, весельчаки и повесы, словно соревнующиеся в проделках и эскападах, в игре и дерзновениях утонченного интеллекта, в изобретении новых "модных" словечек, в издевках над тупицами, людьми «дела». Светский кутила стал самым распространенным типом джентльмена-остроумца. Речи его были свойственны манерность, вычурность, обилие иностранных заимствований (особенно из французского), изысканность метафор и сравнений. Наряду с этим язык остроумцев изобиловал грубыми и циничными выражениями, фривольность даже не пыталась облечься в форму намека или иносказания. После реставрации Стюартов «остроумие» почиталось в дворянской среде превыше всего, однако отношение к нему становилось более критическим по мере того, как формировалась и крепла буржуазная идеология. «Изысканные остроумцы!.. — восклицает сэр Томас Рэш в комедии Джона Крауна "Сельский остроумец". — Грубые, грязные, развратные модники, которые вряд ли что читали, кроме пьес; они ни к чему не способны, как только писать пасквили на порядочных людей или же отпускать шуточки — насмехаться, как говорят они, — не щадя ни мирского, ни духовного..."
Жизнь, с точки зрения остроумцев, это сложное, многогранное искусство, требующее от человека осмотрительности и проницательности. Ложь нужно умело сочетать с правдой, честность — с хитростью, обман — с прямотой {В этом отношении английские «остроумцы» находились под влиянием теорий испанского писателя и философа Бальтасара Грасиана-и-Моралеса, создавшего в своем трактате «Благоразумный» образ светского «мудреца», противостоящего злу мира благодаря своей протеевской многоликости и умению приспосабливаться к обстановке.}. Брак считался обузой, жениться означало проиграть бой, так как отношения с женщиной приравнивались к военным действиям или борьбе. Цинизм нравов, презрительный скептицизм остроумцев, их злословие, неуважительное отношение к семье и браку вызывали протест многих писателей, философов, мыслителей. Все авторы подчеркивали высокомерие остроумцев, их презрение к добродетелям, отмечая одновременно, что никогда среди светских джентльменов не было столь сильно развито стремление прослыть остроумцем.
С осуждением писателей-остроумцев выступил поэт Ричард Блекмур. В предисловии к поэме «Принц Артур» (1695) он писал: «Нынешние авторы комедий обыкновенно извиняют безнравственность своих пьес порочностью века. Они думают, что цель поэзии — увеселение читателя и зрителя и что это увеселение невозможно в настоящее время без легкомысленного тона. Но это неверно. Цель поэзии не только увеселять, но и поучать, в этом совершенно согласны между собой Аристотель, Гораций и все их комментаторы... Точно так же не основательно и то извинение, когда эти порты говорят, что при большей строгости нравов театр останется так же пуст, как церковь. Если это так, то поэты должны тотчас бросить свое ремесло и выбрать себе честное занятие. Они не должны намеренно портить народ и извлекать из этого средства для существования».
В заключение темы приведу отрывок из письма английского аристократа Филиппа Честерфилда. Его письма к сыну (1739–1749 годы), в которых он учил его т.н. философии жизни впоследствии составили одноименное произведение. В одном из них он коснулся и остроумия.
«Лучше улыбаться, но не смеяться. Частый и громкий смех свидетельствует об отсутствии ума и о дурном воспитании; этим способом низменная толпа выражает свои глупые радости по поводу каких-нибудь глупых происшествий; на ее языке это означает веселиться… Настоящее остроумие или здравый смысл никогда еще никого не смешили; им это не свойственно — они просто приятны человеку и озаряют улыбкой его лицо. Смех же обычно возбуждают или низкопробное шутовство, или какие-нибудь нелепые случайности, люди умные и воспитанные должны показать, что они выше этого. Стоит только человеку сесть мимо стула и свалиться на пол, и он повергает этим всю компанию в хохот, чего не могло бы сделать все остроумие мира, — вот, на мой взгляд, неопровержимое доказательство того, насколько низок и неуместен смех».
Примечания к главе
Высший свет нового времени хорошо принял остроумие. Оно стало цениться выше многих более достойных качеств. По большему счету, салонное остроумие было поверхностным. Использовалось оно только для одного: для возвышения себя в глазах других. Генрих Гейне по этому поводу в письме другу обмолвился, что «остроумие само по себе ничего не стоит. Только тогда остроумие терпимо, когда оно покоится на серьезном основании. Обычное остроумие есть лишь щекотание ума, охотничья собака, бегущая за собственной тенью, обезьяна в красной куртке, глазеющая на себя между двух зеркал…».
Прекрасно отобразил вырождение остроумия в острословие (остроумие ради остроумия) Р.Г. Державин в стихотворении «Модное остроумие», написанное в 1776 году:
Не мыслить ни о чем и презирать сомненье,/На всё давать тотчас свободное решенье,
Не много разуметь, о многом говорить;/Быть дерзку, но уметь продерзостями льстить;
Красивой пустошью плодиться в разговорах,/И другу и врагу являть приятство в взорах;
Блистать учтивостью, но, чтя, пренебрегать,/Смеяться дуракам и им же потакать,
Любить по прибыли, по случаю дружиться,/Душою подличать, а внешностью гордиться,
Казаться богачом, а жить на счет других;/С осанкой важничать в безделицах самих;
Для острого словца шутить и над законом,/Не уважать отцом, ни матерью, ни троном;
И, словом, лишь умом в поверхности блистать,/В познаниях одни цветы только срывать,
Тот узел рассекать, что развязать не знаем, —/Вот остроумием что часто мы считаем!
Именно аристократическим вечерам мы, видимо, обязаны появлению термина «салонный дебил». Советский психиатр П.Б. Ганнушкин подобное психическое отклонение называл «патологическим остроумием». Оно встречается и у вполне здоровых людей с достаточно высоким уровнем интеллекта. Они очень часто придумывают новые остроты и «выдают» их в свет, не заботясь о том, достаточно остроумна ли шутка, и уместна ли она в той или иной ситуации. У таких людей, видимо, отсутствует способность мгновенной критической оценки своей речевой продукции до ее произнесения вслух.
Иванов Максим (Дядя Зорыч), г. Новочебоксарск, 8 апреля 2007 года.
17651 просмотров
 Ваш комментарий будет первым | |
|
